Главная Наши земляки Живи по правде и делай добро!
22.10.2021
Просмотров: 506, комментариев: 0

Живи по правде и делай добро!

Виктор Степанович Кельдюшкин родился 23 октября 1931 года в издавна известном в России и даже за рубежом селе Большое Мурашкино Нижегородской области. Сейчас ему было бы 90. Мне очень повезло, что я в течение долгого времени был в тёплых, доверительных, дружеских отношениях с этим удивительно замечательным человеком.

Родители были служащими, жили праведно, дружно и в любви. Как говорил Виктор, на праздничном столе у них в доме всегда стояли цветы. Живи и радуйся! Но когда Витя пошёл в школу, случилось страшное горе: умер его отец. Больная мать осталась с двумя сынишками — Сашей и младшим Витей. Не сладко им жилось, нужда-злодейка скручивала в бараний рог и не жалела, особенно в годы войны. Матери пришлось продать всё, что было нажито, получить какие-то деньги, чтобы дети не голодали и не болели, и постигали грамоту. И они учились, взрослели и в домашних делах помогали матери, приучаясь к труду с детства, проникаясь сочувствием к страданиям других, таким же обездоленным, как и они.

Познав с младых лет нужду и труд, Виктор вырос очень заботливым и трудолюбивым человеком, и это, по его словам, передалось от матери, к которой через всю жизнь он пронес чувства любви, уважения и благодарности. Она, действительно, отличалась высоким трудолюбием, нравственной внутренней культурой, требовательностью к себе и заботой и деятельной добротой к окружающим. Именно от неё Виктор получил свои самые главные трудовые и нравственные уроки. И однажды она сказала ему: «Живи только на правде и с Богом, и старайся как можно больше делать добра и не жди от людей немедленной отдачи». И всю свою последующую жизнь он следовал материнскому наказу. Жил скромно, можно сказать, как спартанец, помогал людям, не гнался за славой и успехом, делал свою работу честно, добросовестно, никому не завидовал.

Впервые я увидел Виктора в средней школе, в поношенной старой, но чистой одежонке, этакого поджарого, стройного, рослого юношу с пытливым и задумчивым взглядом, говорил четко и рассудительно, не верхогляд, чувствовалось, что истина была ему дороже. Он был старше меня на несколько лет и уже заканчивал учёбу. Имя его было на слуху — брал первые места в лыжных гонках, участвовал в областных соревнованиях, и каждый из нас, младших школьников, тянувшихся к спорту, считал его своим кумиром. В школьной стенгазете, висевшей на стене на самом видном месте, отмечались его спортивные достижения и было крупными буквами начертано: «Виктор Кельдюшкин — наш чемпион!» И уже тогда он пробовал писать стихи.

Учился Виктор хорошо. После школы решил стать педагогом. Окончил педучилище в Лыскове, пединститут и филологический факультет госуниверситета в Горьком. И всё — заочно. Работал и учился. Почти полвека вёл уроки биологии, химии, астрономии и литературы в спецшколе слабослышащих детей в родном посёлке. Его начитанность и глубокие познания в своём деле поражали, предпочтение он отдавал практике, чтобы дети нелёгкой судьбы, для них это было важно, могли по выходе из стен школы многое делать самостоятельно. Кроме классных занятий, учил их работать в поле, на огороде, на пасеке.

А пчеловодом он был видным. Имел большую пасеку в родительском саду, за которым бережно ухаживал и берёг, как зеницу ока. И мёд у него был натуральным, поэтому и люди шли к нему. Он продавал его и много раздавал бесплатно бедным старушкам, сиротам литровыми банками. Можно сказать, добро, которое Виктор Степанович нёс людям, было чистым, как родниковая вода. И он как-то сказал мне, что нас ничто не оправдает, если не сбережём родительское наследие и любовь к родной земле, тогда душа лишится самого святого — своего дома, который станет тоскливым и холодным, таким же станет и слово твоё. И считал, что ему очень повезло «растить тот сад, что посадила мама...»
Маму он боготворил. Это она привила сыну страстную любовь к поэзии и любовь к поэтическому слову, как и к праведной жизни. Как говорил он: «Мама всю жизнь увлекалась историей и литературой. На столе, в «передней» комнате у нас всегда лежали томики Некрасова и Лермонтова, стихи Надсона и Жадовской».

Но знать только стихи великих поэтов, ему было мало. Он хотел видеть, где и как они жили. И вовремя летних учительских каникул на велосипеде, а то и пешком побывал, и не раз, в Болдине у Пушкина, в Тарханах у Лермонтова, у своего земляка Корнилова — в Семёнове, бродил в Константинове, где появилась и возросла жемчужина русской поэзии Есенин. На велосипеде совершил и далёкую поездку на Вологодчину к незабвенному Рубцову, которым просто зачитывался. Когда услышал его строки о «тихой родине», чуть не заплакал, так задели его естество рубцовские стихи. В них он слышал родную душу.

Исходил Виктор Степанович вдоль и поперёк и свой родной мурашкинский край. Знал хорошо его древнее прошлое и людей, оставивших глубокий след в истории Российского государства. Ведь Большое Мурашкино было в 17 веке вотчиной московского боярина Б.И. Морозова, а позже знаменитой боярыни Морозовой. Мурашкинская земля является родиной великого писателя Земли русской, несгибаемого протопопа Аввакума, родившегося и выросшего в селе Григорово. А неподалёку от этого села — родина патриарха Никона село Вельдеманово. И поскольку Виктор хорошо знал свой край и его знаменитых людей, то к нему приезжали известные писатели даже из Москвы за информацией для написания своих книг. И он всех радушно встречал, водил по родной земле, рассказывал и о Никоне, и об Аввакуме, и о других святых.

Стихи Кельдюшкин писал ещё со школы, как говорил – «баловался». И «поэтом» себя не считал, ведь не каждый, рифмующий строки, – поэт. Писал он, конечно, быстро, но постоянно переделывал, перечёркивал целые фразы, ища более ёмкие слова и выражения, эпитеты и метафоры. И всё равно, находя то, что искал, нередко оставался недоволен. Но и чужие исправления не принимал.

Однажды приехал к нему в гости известный поэт-фронтовик Фёдор Григорьевич Сухов, кстати, нижегородец, с которым Виктор дружил. Почитал его стихи, что-то поправил, заменил более удачными, на его взгляд, строфами, и сказал: сборник готов, можно издавать книжкой. Но он не согласился с поправками Сухова и сделал по-своему, сказав, что теперь «стихи мои».

Сборник стихов «Золотая розга» с тёплым медовым предисловием всё того же Сухова вышел в свет только осенью в 1991 году. Виктор несказанно радовался своему поэтическому детищу, порадовался за друга и я. А он, когда мы встретились, говорил, что вот в этой строфе просится другое слово, и тут... «Да так можно до бесконечности переделывать», – отвечал я ему. Ведь и у великих мастеров слова есть погрешности в своих сочинениях, но это не мешает их произведениям оставаться классикой. И Виктор со мной согласился. Взял своё творение и быстро написал на титульном листе книги красивым почерком, каким был и сам, автограф: «Николаю Офитову, давнему и хорошему другу моему, талантливому подвижнику отечественной словесности, земляку, на добрую память от автора. ВК. 19.01.92 г.»

Затем, вышли из печати ещё две книги Кельдюшкина «Твердь небесная» и «Пятое октября». И в них та же боль о современной русской деревне. Через стихи проходит красной нитью боль о родной земле, лежащей в нищете и пьянстве, скорби о загубленных без применения душевных силах народа. Мазками художника автор показывает горестные судьбы своих земляков-тружеников, фронтовиков, чьё поколение вынесло на своих плечах тяжесть самой страшной из войн. Виктор Кельдюшкин описывает антинациональную политику дорвавшегося до власти троцкистского отребья: снос деревень, заброшенность полей и рек, нищету населения. В книгах, конечно, нет беспощадного обличения существующих порядков — это скорее боль за поруганную Россию.

В своих произведениях Кельдюшкин ничего не выдумывал, а показывал то, что видел, чувствовал и не давало ему покоя. Лучшие его стихи питаются корнями малой родины, Большемурашкинской земли, светлыми и горькими воспоминаниями детства, отрочества и взрослой жизни. И то, что он описывал — правда и прошло через беспокойную, совестливую и праведную душу автора. А он, действительно, был праведником, и нёс этот крест до конца своей многотрудной жизни: жить для людей, бороться за воскрешение России и отстаивать чистоту и святость Православия — в этом он видел своё жизненное предназначение.

И ещё Виктор Степанович ничего не делал с ропотом — это он у родителей перенял. Он был искренен и в делах своих и поступках. Всё делал, как подсказывало сердце. Радовался раннему рассвету, когда он был уже на ногах. Праздником для него было поле гречихи. Боялся спугнуть бабочку, усевшуюся по неосторожности своей ему на плечо. Увидит где-нибудь в лесу или на лугу зарастающий травой родник, очистит его. И счастлив, в него «вселялась радостная дрожь». Музыкой родной казался ему шум воды, падающей с плотины на реке.

Все жизненные перипетии — в сердце, до гроба — с ним, как писал он, ни на шаг от судьбы не уходило. Жил правдолюбом. Он переживал за Россию, оболганную и распятую мерзавцами и предателями всех мастей, за вновь одураченный народ, который обманулся в своих «кумирах» и полёг за безумцев костьми. Внешне — спокойный, внутри у него кипело от разбойного криминала во властных структурах, который, как щупальца осьминога, сжимал до хруста родную страну в наш измученный век. И ему было горько, что уже «не вернётся богатство прежнего червонца, былая праведность людей».
И стоит сказать, что в родном посёлке, вращаясь среди людей, он чувствовал одиночество, не было рядом с ним человека, родственного по духу и мыслям, люди замкнулись, как улитки в своей скорлупе, и лишь что-то бубнили на своих кухнях, смиряясь со своим рабским положением.

А ещё продолжала глодать язва желудок. Нужна была диета, хорошее правильное питание, а его не было. Раньше сельский житель не ломал голову, как приобрести продукты, не стоял в очереди за буханкой хлеба. У него всё имелось под рукой, в своём подворье. А тут (где это видано!) даже из сёл и деревень стали снаряжать транспорт за мясом, маслом, крупой аж в столицу. Вот во что обошлась государственная реформа по ликвидации неперспективных деревень.

В одном из писем Виктор звал меня на родину, вернуться к своему истоку и корням. Говорил, что вдвоём нам легче было бы противостоять злу и преодолевать невзгоды. Сожалел, что редко видимся. «Собрался бы ты, Коленька, да и махнул бы, хотя бы, на недельку в родные края! Подкрепился бы, вспомнил бы ещё раз своих предков, детство и молодость, рядом бы пошли по прежним дорогам твоим... Если сможешь, то обрадуй земляка бородатого, у которого руки от земли талой да от воды снеговой стали шершавые, как тёрки...»

Я вновь и вновь представлял своё уже несуществующее село, где ещё стоял скособочившийся, ветхий осиротевший мой отчий дом. Может, и впрямь, махнуть в родные пенаты... И тут получаю желанную весточку от Виктора.

«Милый Николай, извини, что долго молчал! Тёплый, солнечный день выпал, и не верилось, что уже осень. Взял я охотничье ружьё, сел на велосипед и стал крутить педалями по берегу нашей речки Сундовик. Добрался до твоих родных Ключищ, или, как ты называешь Ключищинского косогора. Посмотрел на твой молчаливый, глядевший на меня подслеповатыми глазами покосившихся окон, одно из которых было заколочено фанерой, потоптался на полусгнившем крыльце, и направился по заросшей густой травой тропе к месту, где раньше стояла церковь. Сел на лавку, что на венце горы, над ключами (родниками). И так разволновался (!), вспоминая тебя, твоё детство здесь, домысливал, что пережил, думал, перестрадал, когда приезжал сюда, в родительский дом. До слёз! А тут, рядом со скамейкой, врос в землю памятник дворовому крестьянину... Эту поездку до минуты, до мысли — до сих пор в себе несу. Стал писать тебе стихи. Вроде, как всё было обострённо и глубоко прочувствовано — но получилось всё так слабо — не по чувствам!!

...Что-то не радует даже публикация своих стихов в областном альманахе «Современники». Ах, Николай, как мне хотелось бы с тобой сейчас, сию минуту, говорить, говорить о самом наболевшем и дорогом. Знаю, сердцем чувствую: ты меня понял бы и не осудил за мои грехи. Скоро пришлю стихи, в которых будет что-то новое. А этот стих посвящаю тебе, написал здесь, на лавке твоего косогора.

*  *  *
Тропа трудов крестьянских буден,
Ступени глиняной горы
И Белый ключ, что многоструен,
Тоскует тут без детворы.
Твоё село печалит душу,
Где все дворы наперечёт.
И новый дачник избу рушит, -
А что надёжней возведёт?
Не ведаю грядущей нови,
Её пристрастий и судьбы,
Не чувствуя движенья крови,
Не слыша праведной мольбы.
Поёт ольха мне песнь земную
На берегу твоей реки.
Не верится, что здесь зимуют
И воду носят старики.

Двадцатый век уходил. А с ним — и весь уклад той старой крестьянской жизни, что совсем недавно кипела здесь. А теперь царила мёртвая тишина, в которую только что окунулся мой друг Виктор Степанович, ощущая и свою трагичность на фоне умершего большого села с красавицей церковью. Он сострадал, как каждый нормальный человек. И сочувствовал с Богом, понимая глубину безумного жития человечества. Не мог он спокойно смотреть на разорённое село, на пустыри исчезнувшей деревни, чьё место теперь заняли репейник и крапива, а когда-то здесь стояли добротные подворья с гомоном играющих детей. Были колодцы и река — глубока. Обрабатывались поля, колосились густые хлеба, паслись стада коров и овец, а вечером играла гармоника, и слышались пляски и частушки девчат — звонкие, задорные, весёлые. Бабули собирались после трудов праведных у чьего-нибудь дома и вспоминали своё житие-бытие, а у ног ластились кошки. «О чём-то кричал коростель за оврагом в наступающей хмари заката...». Увы — всё это в прошлом!

Жизнь людей в эти разбойные годы беспокоило Кельдюшкина всё больше и больше. Любование красочными зорями, вишнёвыми закатами и соловьиной песней в кустах над прудом прошло. Набатное слово кричало о том, что много «крови и свинца вошло в окопы за столетье! И утратам на грешной земле нет конца». Даже солнце покрылось печалью и «не светит праведно».

Виктор Степанович Кельдюшкин — человек могучего духа, был верующим. Молился, ходил в церковь, следовал божьим заповедям, мог долго рассказывать о том или ином святом человеке и огорчался, что многие люди забыли веру, а ведь она фундамент нравственности, чести и справедливости. Конечно, как всякий человек, и он был не безгрешен, но грехи его были безобидными для окружающих и не мешали их нормальному существованию. Он каялся, если что-то делал супротив себя.

Неся людям добро и милосердие, живо откликаясь на людские беды, радовался, когда видел счастливую семью с весёлыми детишками. А самому в личной жизни долго не везло. Наконец женился, зная, что его любимая женщина очень больна. И через полгода она умерла. Так закончилось его короткое семейное счастье. Пережить такое было нелегко. Спустя время, встретил молодую девушку с поэтическими задатками, учил её стихотворным азам и премудростям. Выучил — стала поэтессой и уехала в город. Друзья тоже звали его туда, но Виктор был верен родному Большому Мурашкину и своей работе педагога в школе. Остался здесь и снова один на один с безжалостной судьбой.

И всё же семья у него появилась, и дети — сын Сергей и дочь Арина, которых очень любил, растил, беспокоился, учил уму-разуму и был образцовым отцом. И тут случилось страшное горе — нелепая, чудовищная смерть шестнадцатилетнего сына, сбитого на дороге автомашиной, «посланцами мрака и блуда». Это был для Виктора удар грозовой силы, как только выстоял... Подавленность долго сопровождала его. Ежедневно, в течение года, ходил на могилу сына и ставил свечку «погибшей безвинной душе». И где бы ни был, всюду ему слышалась его речь...

Но надо было жить, и он жил. Появилась на свет от дочери внучка. Новые заботы легли на его плечи: нянчился с ребёнком, пестовал, как самое дорогое для него существо, забывая о своём покое и отдыхе. Вот, такой это был заботливый и любящий дед и отец. За свою жизнь он никого не обидел, а обидчиков своих прощал. Если и допускал какие-то ошибки, стыдился их и успокаивался только тогда, когда их исправлял.

С ним было интересно общаться. Степаныч, как я звал порой своего друга, прекрасно образованный, личностью был многогранной, совестливой, незлобивой, исключительно терпелив, что свойственно русским людям. Не юлил, не хитрил и показывал в своём творчестве действительность такой, какой она и была, ничего не приукрашивая и не прибавляя лишнего. Иначе он и не мог, жил только на правде и никогда не шёл на сделку с совестью.

Это был истинный патриот родного Мурашкинского края, который хорошо знал и исходил вдоль и поперёк, воспел в своих лирических стихах, и призывал своими добрыми делами и поэтическим словом любить и беречь свою землю, о чём и поётся в сочинённом им «Гимне Мурашкина»:

Веруйте в дни обновленья,
В счастье в родимом краю.
Славе былых поколений,
Братству родимых селений
Душу отдайте свою.

* * *
Век наш немыслимо труден,
С грозами дальних сторон
Но сотворящие чудо,
Будут мурашкинцы, будут
В книге грядущих времён!

Несомненно, будут. И среди них будет ярко светиться и имя славного сына земли Русской – Виктора Степановича Кельдюшкина, ушедшего из жизни 30 января 2010 года. При жизни он проповедовал нам сокрушать зло и делать добро и жить только на правде, как жил и делал он сам — старожил и патриот знаменитого селения Большое Мурашкино. И несмотря на все жизненные рифы, которые приходилось ему преодолевать, он не сдавался и не плыл по воле волн и не опускал руки, и не становился на колени перед сильными мира сего, а шёл своей дорогой и не изменял самому себе, своим убеждениям и идеалу своих славных предков, которыми он гордился и делал с них жизнь. Это его окрыляло и давало силы в многотрудной жизни. И что было любимо и дорого ему, неизменно хранил в своём добром сердце. Это был праведник Божий, им Виктор Кельдюшкин и остался.

Вечная память!

Николай ОФИТОВ

Архив новостей

понвтрсрдчетпятсубвск
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
       

Реклама

Нижегородское ополчение. Новые формирования
Своих не бросаем!