Интервью
фотогалерея
Главное — соблюдать нейтралитет
День танкиста, День ВМФ, День ВДВ… Трудно человеку, даже отслужившему в вооруженных силах, представить количество родов и видов войск, просто всевозможных военных специалистов, отмечающих профессиональные праздники наряду с Днем защитника Отечества.
Три года назад 25 ноября в календаре появился еще один «профессиональный» праздник — День военного миротворца. Именно в этот день в 1973 году в Египет прибыли первые советские офицеры-миротворцы, чтобы участвовать в разведении арабских и израильских вооруженных сил, начавших очередную войну. Израильтян мирили американцы. Война зашла так далеко, что не стали вспоминать кто, чем, на сколько миллиардов долларов вооружил воюющие стороны. Стало очевидным — либо самим вступать в столкновение, либо хоть как-то примирить врагов.
Среди миротворцев побывали и наши мураши. В 1992 году, когда разваливалась Югославия, среди миротворческих сил ООН, пытавшихся развести развоевавшихся бывших сограждан, действовал «Русбат» — отдельный батальон ВС РФ. В его составе служил и наш земляк Алексей Ушаков.
Надо отметить, что призвался он служить в Вооруженные силы Советского Союза в 1990 году. Служил в десанте в Тульской дивизии ВДВ. Служба шла своим чередом — боевая и политическая подготовка, несколько прыжков с парашютом. Все как обычно в армии, вот только страны, на страже которой она стояла, в одночасье не стало. Россия, пытаясь показать миру, что она сверхдержава, поскольку преемница СССР, по-прежнему участвовала во всевозможных миротворческих операциях.
Срок службы Алексея подходил к концу, и он вместе с несколькими сослуживцами написал рапорт с просьбой оставить его служить на сверхсрочную. Контрактник — тогда это слово еще было не на слуху.
Зачислили на службу в эту же дивизию, потом были спецкурсы в Рязани, на базе полка ВДВ. Там был сформирован отдельный батальон сверхсрочников, позднее названный «Русбатом». В конце октября бортом военно-транспортной авиации батальон перебросили в Сербию, где его военнослужащие заменили находившихся там срочников.
— Где и как довелось тебе служить в Сербии? — спросил у Алексея.
— Батальон не дислоцировался в каком-то одном месте. Его подразделения были распределены по всей линии сербско-хорватского противостояния. И это была не граница между бывшими республиками Югославии. Наиболее сложная обстановка сложилась внутри Хорватии, где проживает много сербов. Как раз в тот момент формировалась Сербская Краина — сербская автономия внутри Хорватии. Те и другие безжалостно убивали друг друга. Между ними встали не только русские миротворцы. Рядом служили бельгийцы, инженерное обеспечение осуществляли канадцы, финны строили жилье, англичане обеспечивали медицину.
Мы базировались в городишке Липовац. Красивый городок с белоснежными домами и красными черепичными крышами. Службу несли на чекпоинте, или по-нашему на блокпосте. Неделю несли службу там, неделю отдыхали на куче. Куча — это по-сербски дом. Представители ООН договорились с хозяевами домов о квартировании миротворцев, но, вообще, в тот момент Липовац практически опустел из-за обстрелов. А стреляли регулярно. Услышав выстрелы, мы немедленно загружались в БРМД и ехали к месту перестрелки, чтобы пресечь столкновение.
Обычно, завидев приближающуюся боевую машину миротворцев, вооруженные формирования стрельбу прекращали. Трудно поверить, но как рассказал Алексей, по дорогам многотонные грузовики «Уралы» мчались со скоростью 120 километров в час, чтобы побыстрее проехать места, где велик риск обстрела снайперами.
— А сам лично попадал под обстрел?
— Бывало. Как-то услышали одиночный выстрел на окраине Липоваца. В бронетранспортер грузиться не захотели. Отправились пешими — недалеко же, даже бронники не одели. По дороге попался немолодой серб с винтовкой за плечами. Поздоровались, пошли дальше. В одном доме нашли лежку снайпера. Уже покидали дом, когда хорваты с другой стороны тоже вычислили укрытие снайпера. Открыли огонь из крупнокалиберного пулемета. Мы побежали в укрытие. Я бегал неплохо, но когда меня обогнали какие-то «карлики», а это были сослуживцы, бежавшие «гусиным» шагом со скоростью спринтеров, я упал в какую-то яму, умирая от смеха.
— А что было самым тяжелым во время несения миротворческой службы?
— Шла гражданская, межнациональная война, в которой на сербов ополчились все: хорваты, боснийцы, косовары. Сербы защищали свою жизнь и свою землю. Не секрет, что во время войны были и убитые, и пленные. Время от времени стороны обменивались и теми, и другими. Во время одного из обменов я дежурил на чекпоинте. Подъехали сербы на грузовике, выгрузили несколько гробов с хорватскими убитыми. Гробы, конечно, дешевые, самые простые, но гробы. Из автобуса вышли пленные хорваты — вполне здоровые, да еще с баулами вещей. Подъехал хорватский грузовик, на землю, буквально, покидали убитых сербов в черных полиэтиленовых пакетах. Но дальше было еще страшнее… Когда выпустили пленных сербов, они буквально валились с ног — худющие, как из концлагеря, побитые. Наши солдаты подхватывали под руки изнеможденных людей и провожали до своих.
Именно в такие моменты у некоторых сдавали нервы и могло случиться непоправимое, но поддержка товарищей не давала свершиться самосуду. Мы же соблюдали нейтралитет. Хотя, если честно, было труднопреодолимое желание забросить подальше голубые ООНовские каски, одеть родные голубые ВДВэшные береты и встать в один строй с сербскими «братушками».
Почти с такой же ненавистью хорватские националисты относились и к русским. Что и говорить, не только и не столько обстрелы были опасны. Еще страшнее мины, которые устанавливались вдоль дорог. На дороге слишком заметно и опасно для минеров. А вот если сошел с дороги, запросто можно было остаться без ноги.
— Однажды солдат из «Русбата» подорвался на мине, тут же был доставлен в полевой госпиталь англичан. Ампутировали стопу, пытаясь спасти все, что можно. А через полтора месяца еще и протез установили. А другого миротворца с такой же травмой доставили в хорватскую городскую клинику, так хорваты отрезали ногу, как говорится, «по самое не хочу». Вот такое отношение было. А я, уже вернувшись домой, еще долго замечал за собой привычку, сходя с асфальта в траву, тщательно осматриваться вокруг — нет ли мины или «растяжки».
Так пролетел год службы в «Русбате». Когда батальон вернулся в Рязань, большинство военнослужащих, в их числе и Алексей, тут же написали рапорта об увольнении.
Никаких выплат, никаких льгот вроде как и не положено. На память осталась только медаль «миротворца ООН» с сертификатом от этой организации.
Когда приехал в Мурашкино, дембелю с таким послужным списком тут же предложили работу в милиции. Алексей предложение принял. Но, это уже совсем другая история…
Алексей ТОЛКАЧЕВ
