Главная Наши земляки Дети войны. «Мама верила, что после войны заживем мы счастливо»

Дети войны. «Мама верила, что после войны заживем мы счастливо»

В 1942 году были призваны воевать с фрицами мои отец Семен Иванович и брат Рафаэль, а мне было всего четыре годика. Отец на фронт не попал, в том же 42-м году он, находясь в Гороховецких лагерях, заболел и умер. Мама стала вдовой. И хотя Советская Родина обо мне заботилась, но испытания войны — голод, холод и болезни (рахит, корь, ангины) –  достались мне с лихвою.

Моя мама оставила мне свидетельство, как женщина, опаздывая на работу (а за 5 минут опоздания давалась трехмесячная принудиловка), оставила незапертой дверь в доме, и маленький ребенок выбежал на улицу с возгласами: «Мама! Мама!». Как на грех, никто мимо не проходил — малыш замерз. И моя мама, и многие другие так же убегали на работу, а без мамы было хоть плачь. Навсегда остались в памяти мои долгие ожидания возвращения мамы с работы - до полной темноты и звезд на небе, их скрашивали задушевные песни, которые заливисто распевали тёплыми летними вечерами мурашкинские девчата. Пели «Катюшу», «Дан приказ ему на запад», «Огонек», «Дайте в руки мне гармонь», «Синий платочек» и другие. Гармошки не было слышно — парни-гармонисты были на войне.

Сегодня прибалты костерят нас оккупантами, а во время Отечественной войны они спасались от немецкого нашествия в Советской России, и называли их тогда ЭВАКУИРОВАННЫЕ. К нам поселили эвакуированных из Риги Марфу Пудовну с дочкой. С дочкой мы, по-детски, жили душа в душу, а вот Марфа свою дочку избивала постоянно за какие-то надуманные провинности, дубасила довольно жестоко. За эти истязания собственной дочери мама прозвала Марфу Пудовну «фашистская гадина», а у меня к рижанам и, вообще, к прибалтам в душе живет с той поры генетическая неприязнь.

От голода в войну спасала картошка. Однажды в огороде я ловил в картофельной ботве кузнечиков и увидел идущих в мою сторону Марфу Пудовну с лопатой в руке и ее дочку. Я спрятался в ботве и замер. А они начали копать картошку, понятно, без позволения на то, по-воровски. Крепко опасался, что меня обнаружат и тогда мне не сдобровать, но обошлось.

Водила меня мама в садик по улице Советской (и ныне в этот садик мамы водят детишек). Запомнилась заведующая детсадом Анна Фёдоровна — строгая и очень, очень правильная. В спальне, изображенный во весь рост, в черном костюме, глянцевых полуботинках и простой фуражке нас, детишек, своей ласковой улыбкой «убаюкивал» Владимир Ильич Ленин. А до чего вкусным был на завтрак сладкий пудинг, и ни с чем не сравнимым лакомством стал, неведомо откуда взявшийся, пряник… А из игрушек бесценным трофеем стал для меня брошенный кем-то на Базарной площади грузовичок на веревочке.

Мама показывала иллюстрации с марширующими в строю солдатами и заворожено произносила: «Наши», и ничего значимее для меня, чем эти НАШИ, не было. «Вот кончится война, придёт Рафаэль и мы заживём счастливо, как никогда», — с верой говорила мама и с тревогой раскрывала каждый треугольник с весточкой от сына, с радостной вестью — «жив, ранен, но поправляюсь и снова пойду в бой до конца, до победы». И тогда, и сегодня мне понятны мамины слезы радости. Много было этих треугольников — писем с фронта с изображением падающих, с черным дымным следом, сбитых «мессершмитов» и наколотым на красноармейский штык Гитлером...

Рафаэль, ссылаясь на статистические данные, поведал мне, что из каждых ста его ровесников, 1924 года рождения, сражавшихся на фронтах Отечественной войны, живыми вернулись домой только четверо, а 96 погибли. Об этом забывать нельзя. Среди леденящих душу воспоминаний о потерях, понесенных в войну 1941-945 годов, мне особенно врезалось в душу одно незабываемое: было это в 1949 году. Тогда мы частенько наведывались в нашу красавицу Дуброву по грибы, по ягоды. В одном из таких походов нам с мамой повстречалась в лесу незнакомая женщина. Вместе с ней мы набродились по лесу до устали и присели отдохнуть и перекусить, чем Бог послал. Завязался разговор. Моя мама поделилась великим счастьем — сын, каким-то чудом, остался жив, хотя и был пять раз ранен, но вернулся живым и целым, трудоспособным и жизнерадостным, как прежде. А наша спутница проронила слова, полные безмерного горя и невыносимого страдания: «А у меня не вернулись с войны семь сыновей». Она называла каждого сына по имени, и слезы катились из ее глаз ручьем. Мы с мамой замерли. Над лесной поляной воцарилась неформальная минута молчания.

Мне никогда не забыть, какой ценой была отвоевана свобода и независимость нашей Советской Родины.

Альбин Гражданинов, с.Холязино