Интервью
фотогалерея
Мой КОСМОДРОМ
12 апреля 1961 года, примерно на второй или третий урок семилетки, в которой я учился на родине Протопопа Аввакума и Патриарха Никона, в самом замечательном месте мира – в Нижегородской (тогда Горьковской области), буквально ворвалась наша пионервожатая Надя Горохова и, прервав урок, чего раньше никогда не было, написала на доске «СООБЩЕНИЕ ТАСС» о запуске первого в мире человека в Космос. Этот день предопределил всю мою дальнейшую жизнь и навсегда связал меня с космосом.
В том же, 1961-м году, было объявлено, что десятилетка превращается в одиннадцатилетку, и все мы — и семиклассники, и восьмиклассники — практически всеми классами стали поступать в техникумы, чтобы перед армией получить специальность, которая пригодилась бы в жизни и была по душе. Мне посчастливилось окончить Горьковский авиационный техникум, который в те времена готовил специалистов лучше любого института.
После техникума я получил направление на работу в город Куйбышев на завод «Прогресс», который изготавливал космические «объекты». Но через три дня после выпускного вечера я уже оказался в «последнем» вагоне на Север, потому что в министерстве обороны приняли специальную директиву, чтобы нас, выпускников Горьковских техникумов, призвать в армию в январе 1966-го года, а срок службы начать считать с 1965 года.
Так я оказался в войсковой части №13973, в которой уже были собраны лучшие офицеры из всех родов войск и где уже солдаты, сержанты и офицеры готовились к запускам искусственных спутников Земли.
В Нижегородской области проживает много людей разных национальностей – мордва, татары, чуваши, русские и другие. Как говорил М.Горький: «Дома там каменные, а люди железные!»… Один Валерий Чкалов чего только стоит! Козьма Минин, Протопоп Аввакум и многие другие. Да и характер у нижегородцев тоже сильный.
Декабристы, наверное, не зря планировали Нижний Новгород сделать столицей России. И не только из-за его центрального местоположения на двух великих реках – Оке и Волге, а в первую очередь, из-за свободолюбивого, сильного характера тамошних жителей. Поэтому даже уже в конце «карантина» наша «коробка», когда шла по плацу, заметно отличалась от всех остальных призывов. Не хвалюсь, но горжусь тем, что в строю этих горьковчан посчастливилось ходить и мне – чувствовалось какое-то наше братство.
И вот этим-то братством, на страшнейшем 47-градусном морозе, мы «влились» в состав части, которая на три года стала нам действительно родной, и мы вместе со всеми начали готовить первые космические запуски «объектов» с Северного Космодрома.
Мне, вообще, пришлось два года служить (третий год я служил в штабе) в самом центральном расчёте, который, хвались — не хвались, действительно был занят на всех работах — от самого начала в МИКе (монтажно-испытательном корпусе) и до пуска на стартовом комплексе. Работали круглосуточно. Да ещё и солдатскую службу в казарме с нас никто не снимал! Учёба, строевая и политическая подготовка, наряды – всё мы старались выполнить добросовестно. Думаю, что мы это всё вынесли с доблестью.
Солдатская служба всегда вспоминается как что-то хорошее и весёлое. В те годы отношение к службе в армии, и к армии вообще, было другое. Если молодой человек не служил в Армии — он всю жизнь чувствовал свою ущербность. Несмотря на напряженную и сложную работу, весёлого в нашей жизни, шуток разных – тоже было много. Многих своих сослуживцев и офицеров часто вспоминаю, но больше всего на протяжении всей жизни я благодарен руководителям испытаний (всей «космической» работы, то есть) — В.П. Григоренко, В.А. Баранову и командиру четвёртой, «космической» группы В.В. Татьянкину (тогда они были капитанами). Ещё задолго до космических пусков мне приходилось часто быть дежурным по 54-му сооружению на техзоне, там, где сейчас установлен обелиск «УЧАСТНИКАМ ЗАПУСКА ПЕРВОГО ИСКУССТВЕННОГО СПУТНИКА ЗЕМЛИ С КОСМОДРОМА «ПЛЕСЕЦК» ПОСВЯЩАЕТСЯ».
Капитаны Григоренко и Баранов круглосуточно (а в Мирном у них были семьи) сидели в технической, секретной библиотеке, готовясь к приходу новой, космической техники, в которой уже разбирались отлично и помогали её освоить всем остальным. Они оба и стали равноценными руководителями испытаний — «на сменку», так сказать, поскольку работа шла круглосуточно.
Я подчинялся непосредственно им, и мне были даны, кроме своей огромной работы по сборке и подготовке космических «объектов», огромные для рядового полномочия. Бортовому расчёту было поручено никого лишних на борт «объекта» не допускать, невзирая на звания. И мы стеной встали на защиту космодромовской кабельной сети. Установили железный порядок на сборке космических объектов в МИКе, который, видимо, и далее сохранился, что и позволило теперь называть командиру нашу часть СЧАСТЛИВОЙ, потому что по вине боевых расчётов аварий в нашей части не было.
После первого запуска спутника с Северного Космодрома никаких торжеств не было. Это меня, да и многих, удивило — время-то было патетическое. Впрочем, работа по подготовке запуска была тяжёлой и круглосуточной – не до «празднований» было. 17 марта 1966 года в 10 часов 28 минут был запущен «Космос-112».
И только после четвёртого нашего запуска, 17 июня 1966 года, — «Космос-121», под сплошным моросящим северным дождем, который может идти месяц или даже больше не переставая, всех построили на плацу и командир части сказал речь, было прохождение строем перед трибуной. Запомнилось сногсшибательное впечатление от нашего «оркестра», то есть от четверых замерзших, намокших солдат. Один из них с большим трудом держал большой барабан, трое других держали старые, измятые оркестровые трубы, и смотрелись бы они очень смешно и жалко, если бы не музыка, которую они играли.
А играли они «Прощание Славянки». Но как играли! Вот как раз музыка-то и была впечатляющей! Да еще этот удар барабана под левую ногу… И эта музыка была так контрастна всей обстановке! Но, поскольку она исполнялась не большим оркестром, то была такой четкой и пронзительной, что щемило сердце... И, если уж точно говорить, то абсолютно никто не знал, что они играли. Теперь название этого марша знают все, а мы-то родились в 1946 году, сразу после войны. Перед нами старшего поколения, так сказать, не было. Преемственность поколений была нарушена. И этот марш мы тогда называли «дембельским». Сложные чувства перемешивались в моей голове после тяжелейшей работы на запусках. Офицерам, наверное, это трудно понять, потому что они, в большинстве своём, в 17 часов уезжали домой на «мотовозе».
Да и нашим солдатам из других расчётов этого тоже было не понять, ибо все другие расчёты, может, за исключением монтажников да стартовой группы капитана Мальцева, на работах присутствовали кратковременно. (Солдатами, кстати сказать, нас не называли – замполит настаивал, чтобы нас звали бойцами).
Вот мы и были бойцами!
Бортовой расчёт на этих работах работал от и до!
Во время работ бортовой расчёт часто и на еду не успевал попасть.
Мой друг Юрка Смирнов, сын вице-адмирала Балтийского флота, написал очень интересное стихотворение о нашей службе.
Ю.Смирнов
НА КОСМОДРОМОВСКОЙ ПОЛЯНКЕ…
На космодромовской полянке,
Спиной к ракете прислоняясь,
Я перематывал портянки
И очищал с подмёток грязь.
На мне солдатские погоны,
ХБ намокло на хребте,
Стянул живот ремень картонный,
И стонет каша в животе.
И мысли грустные влезают
В солдатский бритый котелок:
Какие беды ожидают
Меня за долгий службы срок?
Наряды, чистка туалетов,
Ночные вылазки в мороз,
За 45 секунд одетым
Бежать, пыхтя как паровоз…
На строевой подошвой топать
Так, чтоб дымились сапоги,
Психоз рискуя заработать
Или остаться без ноги.
Когда ж постигнем все секреты,
Что б время даром не терять,
Мы будем заправлять ракеты
И в небо спутники швырять!
Служба на Северном Космодроме в жизни мне дала много. Мы чувствовали опасность нашей работы и её значимость, особенно на Стартовом Комплексе. Во время стартов, нарушая правила техники безопасности, мы не прятались в бункер, а стояли открыто около сооружения «2а», под этот грохот ракетных двигателей и ослепительное пламя, считая, что так мы подтверждаем и гарантируем качество своей работы.
Александр КАРПЕНКО
