Интервью
фотогалерея
Дети войны. «С ужасом глядели на зарево пожарищ»
Мое детство прошло в д. Белая Дальнеконстантиновского района Горьковской области. Известия до нас доходили не сразу, так как в деревне не было ни электричества, ни радио. Колхоз, где работали мои родители, назывался «Победитель».
Когда началась Великая Отечественная война, мне шел четвертый год. Как только в деревню дошла страшная весть, весь народ сбежался к правлению и уже многим мужчинам тогда сразу вручили повестки, в том числе и моему папе, Михаилу Ивановичу Новожилову. Их отправили в г. Горький. Во время проводов женщины в деревне громко кричали, а мы, малышня, испуганно жались к подолам своих матерей и бабушек.
От папы вскоре пришло письмо. Он писал, что находится пока в Горьком. Мы с мамой ездили к нему. В наш приезд город подвергся первой бомбардировке. Когда раздались взрывы, мы с мамой выбежали на улицу и с ужасом глядели на зарево пожарищ. Потом, после налета, попрощавшись с папой, уехали обратно в деревню. Это была последняя встреча с ним. Больше мы его не видели, но еще некоторое время от него приходили письма, которые мама хранила в маленьком сундучке.
Только через несколько лет мы узнали, что папа храбро сражался на фронте, попал в окружение. После одного из жестоких сражений он вынес на своих плечах израненного товарища. Папа служил в полковой разведке и за спасение однополчанина получил от командования благодарность перед строем. Потом его послали сменить истрепавшееся обмундирование, и когда он, переодевшись, проходил мимо артиллеристского расчета, произошел несчастный случай — сдетонировал снаряд, прозвучал взрыв. Были раненые, а папа — погиб. Его хоронили со всеми воинскими почестями. Мне это все рассказывала моя мама — Наталья Ивановна Тихонова. После гибели папы нам прислали его награду — медаль «За Отвагу».
В деревне дети рано взрослели, и, не взирая на годы, помогали старшим. Мама работала на колхозной овчарне, иногда она вынуждена была уезжать в город, на рынок, чтобы продать немного картошки или яиц — денег у нас не было, а маме нужно было растить и меня, и брата Витю. Мы же постоянно были голодные. Не скажу, что нищенствовали, но лишнего не имели. Мне приходилось ходить поздно вечером на овчарню, топила там печь и из мороженой картошки варила пойло для овец. Я одна туда ходить боялась, так как света не было, и иногда просила ночного сторожа, дедушку Капитона, посидеть рядом. Он был старенький, очень добрый, провожал меня до деревни. Помню, как однажды мама натерла много мороженной картошки и наделала из нее крахмал, чтобы добавлять его в муку, для выпечки хлеба. В него чего только не добавляли: конский щавель, сережки орешника, березовые почки. Мама выложила крахмал на противенях на крышу, а однажды ночью дверь дома подперли и весь крахмал украли. Мама так плакала, говорила, что лучше бы эту картошку мы сразу съели.
Деревенские ребятишки постоянно ходили в поле, в лес — собирали колоски, пестушки, щавель. Иногда идем с подружками по полю, а по небу пролетает самолет, а мы мечтаем: «Вот как сейчас сбросит нам по буханке хлеба! Ох, и наедимся!.. До отвала!»
В колхозе в войну был организован детский сад, куда меня мама тоже водила, но я себя там вела не очень дисциплинированно: в «тихий час» отказывалась спать, никому не уступала своей чашки, платья, игрушек. Во время прогулок няни водили всех ребятишек в лес, и однажды мы с подружкой сбежали от нянек, спустились в лесной дол. Под деревьями нашли шалаш, рядом с ним стояла лопата с еще незастывшей кровью. Мы, конечно, слышали про дезертиров от взрослых, перепугались и удрали. Рассказали об увиденном нянечкам, и больше нас в лес не водили.
В годы войны по деревне ходили нищие и просили кусочки. Я помню тетю Настю, беженку из Украины. Она жила со своими детками в близлежащей деревне Красногорка. Чтобы прокормить их, тетя Настя собирала милостыню. Иногда она ночевала в нашем доме, и я видела, что, проходив целый день, ей подали только три кусочка хлеба, остальное была картошка.
К концу войны я научилась многому — косить сено, стоговать его, скирдовать солому, возить на лошадях сено, солому, навоз. Дрова для дома заготавливали тоже самии. Таскали с девчонками вязанки хвороста из леса. Мама ругалась из-за того, что они были очень тяжелыми, боялась, что надорвусь. Работала и в поле: вязала снопы за жнейкой, а став постарше, меня часто ставили резать снопы на «сложку», так в нашей деревне называли молотилку.
Тяжелым испытанием, кроме смерти папы, во время войны стало одно событие: мы только посадили на огороде картошку, а ее у нас за ночь чуть не всю выкопали. Где мама доставала семена потом не знаю, но долго не было настроения, не знали, как выживем.
Первым в деревню с фронта вернулся дядя Витя Семенкин.
Осталось много вдов. У нас в соседях жила одна из них – Капитолина Волкова, мы все ее звали тетей Капоной. Бывало, придем с ее детьми к ней домой, а она вывернет чугун с картошкой на стол и меня приглашает. Я потом перед своими домашними хвалюсь, что уже сытая, а мама меня ругать: «Тебе что своих огурцов с картошкой не хватает?».
Я окончила шесть классов, прошла спецкурсы в г. Горький и работала заведующей в летних детских яслях нашего колхоза.
Нина Королева, с. Холязино
