Интервью
фотогалерея
Аввакум — первый новатор русской литературы
Пять лет назад питерское издательство «Лимбус пресс» начало реализовывать большой проект «Литературная матрица» — учебник русской литературы, написанный писателями. Перед ними стояла задача рассказать детям о писателях, включенных в школьную программу. За первыми двумя томами «Матрицы» последовал третий — «Советская Атлантида», посвященный прочно забытым советским писателям.
Четвертый, последний, том серии — «Внеклассное чтение». В него попали писатели, не включенные в основной школьный курс литературы. При этом сама подборка писателей носит явно вызывающий характер: Михаил Ломоносов, Петр Чаадаев, Владимир Розанов, Сергей Довлатов, Саша Соколов и другие — таких авторов хватило бы еще на один школьный стандарт. Как и предыдущие тома «Матрицы», «Внеклассное чтение» — это еще и путеводитель по современной русской литературе.
Далее — фрагмент статьи Андрея Рубанова «Гений из ямы», посвященный протопопу Аввакуму.
Пересказ — рискованное занятие. Человек, не прочитавший текст Аввакума, но ознакомившийся с настоящей краткой статьей, может представить ее героя яростным религиозным фанатиком, едва не мракобесом. Но достаточно потратить три часа на само «Житие» — компактный, простой текст, — чтобы увидеть: да, там вдосталь было и ярости, и фанатизма даже, но в русскую культуру протопоп Аввакум вошел не как пламенный борец, претерпевший муки за веру, а как гениальный остроумец и жизнелюб. И его записки — только во вторую очередь «документ эпохи». Сначала это произведение искусства, шедевр.
Вот образчик его стиля:
И моляся, поехал в дом к нему, Евфимию. Егда ж привезоша мя на двор, выбежала жена ево Неонила и ухватала меня под руку, а сама говорит: «Подитко, государь наш батюшко, подитко, свет наш кормилец!» И я сопротив того: «Чюдно! Давеча был блядин сын, а топерва — батюшко!»
(…) Как писатель Аввакум значительно опередил свое время и достиг — неосознанно, конечно — абсолютной, совершенной выразительности высказывания. Она сделала бы ему честь и в наше время, когда десятки тысяч «литераторов», погрузив голову в интернет, норовят осчастливить мир сверканием своего гения. Тогда как главное правило давно установлено: пиши, как говоришь. Пиши так, словно твой читатель сидит напротив и ты видишь его лицо. Пиши так, чтобы текст транслировал не твой ум и не твой талант, а всего тебя, каков ты есть. Читателю нет дела до твоего ума и таланта, читатель хочет знать, кто ты такой и что ты имеешь сказать.
Со страниц «Жития» к нам выходит не фанатик, не упрямец и не бессердечный клерикал наподобие иезуита. Фанатики, как мы знаем, главным образом убивают беззащитных женщин и детей, ну а потом и себя, чтоб не сдохнуть от стыда. А «Житие» написал смелый, терпеливый и бесконечно добрый человек, умно и спокойно взирающий вокруг и умеющий рассказать о чудовищных зверствах таким образом, чтобы мы — потомки, читатели — укрепили свою веру в лучшее.
Егда ж россветало в день недельный, посадили меня на телегу, и ростянули руки, и везли от патриархова двора до Андроньева монастыря и тут на чепи кинули в темную полатку, ушла в землю, и сидел три дни, ни ел, ни пил; во тьме сидя, кланялся на чепи, не знаю — на восток, не знаю — на запад. Никто ко мне не приходил, токмо мыши, и тараканы, и сверчки кричат, и блох довольно. Бысть же я в третий день приалчен — сиречь есть захотел — и после вечерни ста предо мною, не вем-ангел, не вем-человек, и по се время не знаю, токмо в потемках молитву сотворил и, взяв меня за плечо, с чепью к лавке привел и посадил и ложку в руки дал и хлеба немножко и штец похлебать, — зело прикусны, хороши! — и рекл мне: «Полно, довлеет тико укреплению!» Да и не стало ево. Двери не отворялись, а ево не стало! Дивно только — человек; а что ж ангел? Ино нечему дивитца — везде ему не загорожено.
Следующий великий новатор русской литературы родится только спустя столетие после смерти Аввакума. Новатора будут звать Александром Сергеевичем. Между ними — куртуазный ХVIII век. Классицизм, высокий штиль, пышность словес. Румяный, трожды рыгнув, Лука подпевает:
«Наука содружество людей разрушает;
Люди мы к сообществу Божия тварь стали,
Не в нашу пользу одну смысла дар прияли…»
Так и примерно так писали после Аввакума еще много десятилетий. Ломоносов, Тредиаковский, Кантемир, Сумароков, Державин — все они постепенно очищали и гармонизировали художественную речь, подготавливая приход нового гения, который, однажды появившись, взорвал языковое пространство простотой и музыкальностью. «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог…» — для тех времен это было неслыханно. Вирши, попса, непристойность! «И быстрой ножкой ножку бьет» — слишком легко, слишком просто. Но уже плотина была прорвана, и еще спустя столетие тридцативосьмилетний Набоков устами своего героя Годунова-Чердынцева признается в «Даре», что не садится писать, не прочитав предварительно несколько страниц прозы Пушкина.
Так мы проложим мост из XVII столетия в наши дни, от узника земляной тюрьмы, страстотерпца Аввакума Петрова к Пушкину, от него к Набокову — и к нам. Так мы увидим, что русский язык — самозатачивающийся клинок, а рукоять его можно и каменьями украсить или оставить в виде скромной деревяшки.
…не латинским языком, не греческим, не еврейским, не иным каким ищет от нас разговоров Господь, но любви с прочими добродетелями хочет; того радия и не брегу о красноречии и не уничижаю своего языка русского.
Последнее, самое главное и невероятное: ни до, ни после Аввакума, с древних лет и до наших дней ни один писатель, включая титанов и гениальных мастеров, не смог написать столь совершенной и пронзительной трагикомедии, каким представляется «Житие протопопа Аввакума». Читая повесть об унижениях, пытках и смертях, в иных местах невозможно удержаться от хохота, и этот феномен следует отнести опять же к особенностям личности автора. Муки и пытки не только не согнули протопопа, они вообще не повредили его души. Какой там фанатик — перед нами жадный до жизни мужчина, любопытный и великодушный; буддисты сказали бы — просветленный.
Аввакуму все нипочем, его силы питает Бог, его пером водит сам русский народ.
...Посем Лазаря священника взяли и язык весь вырезали из горла; мало попошло крови, да и перестала, Он же и паки говорит без языка. Таже, положа правую руку на плаху, по запястье отсекли, и рука отсеченная, на земле лежа, сложила сама персты по преданию и долго лежала так пред народы; исповедала, бедная, и по смерти знамение Спасителево неизменно. Мнесу и самому сие чюдно: бездушная одушевленных обличает! Я на третей день у нево во рте рукою моею щупал и гладил: гладко все, — без языка, а не болит.
(…) По смерти государя Алексея Михайловича Тишайшего на трон вступил его сын Федор. Протопоп не замедлил написать ему письмо: обвинил отца в отступлении от истинной веры и проклял.
В 1682 году 19-летний Федор Алексеевич повелел казнить Аввакума Петрова. 14 апреля при большом стечении народа старика и его единомышленников — Федора, Лазаря, Епифания — вывели из ям. По скупым свидетельствам очевидцев, кожа Аввакума от макушки до пят, включая лицо, представляла собой одну сплошную гнойную язву. Их привязали по четырем углам специально построенного деревянного сруба, обложили хворостом и сожгли заживо.
Так православные люди замучили за веру своего же православного брата и его товарищей.
Еще двести с лишним лет староверы хранили свой особенный уклад. Экономика их основывалась на ремеслах, упорном сбережении имущества и различных бытовых строгостях. Алкоголь не употребляли; да и где вы возьмете водку и вино, проживая в уединенной лесной колонии? Курение табака считалось страшным грехом. В конце концов староверы — аккуратные, твердые и упорные люди — встали в первых рядах грянувшей в России промышленной революции.
Проиграл ли Аввакум — аятолла староверов — в историческом смысле? Следует ли нам объявить его ретроградом, «тормозом на пути прогресса», противником реформы, которая, как сейчас видно, действительно послужила объединению православной веры вокруг единого центра в масштабах всего мира? Может быть, он — человек фантастической силы духа — принял, по недальновидности, не ту сторону? Или же мы должны считать протопопа не только великим русским писателем, но и национальным героем, стержнем идеи «особого русского пути»?
В предвоенном 1913-м, в год трехсотлетия дома Романовых, в период наивысшего экономического расцвета Российской империи, до 90 процентов промышленных предприятий страны находилось в собственности выходцев из старообрядческих семей.
Город Пустозерск исчез с лица земли сам собой. В новые времена полностью утратил свое значение, перестал быть городом, а потом и деревней тоже. В 1950-е годы прошлого века отсюда уехала последняя местная жительница, некая Аграфена Сидорова.
Сейчас на предполагаемом месте сожжения Аввакума стоит огромный, сделанный из лиственницы восьмиконечный старообрядческий крест.
Староверы почитают Аввакума как святого, но для нынешней — официальной — церкви это не имеет никакого значения.
Существуют старообрядческие иконы с ликом Аввакума. Наверное, можно было бы воссоздать облик этого гениального человека. Напечатать плакаты, снять документальные и художественные фильмы. Написать книги. Переложить «Житие» на современный язык и читать если не детям, то подросткам. Всемерно популяризировать фигуру одного из создателей русской культурной матрицы. Однако в современной России этим заняться некому.
Верующие мы или атеисты, или, как сейчас модно, агностики; староверы мы или традиционные православные христиане — мы славимся умением губить своих. До сих пор Россия остается мировым лидером по числу насильственных смертей. Ино еще побредем.
Андрей РУБАНОВ
Источник: Русская планета
